Собственно, до "Машины времени" ансамбль назывался "The Kids", а до этого он вообще никак не назывался, и все происходило не сразу. По настоящему все началось, когда я услышал Битлов. Я вернулся из школы в тот момент, когда отец переписывал "Hard day`s night", взятый у соседа, на маленький магнитофон "Филипс". Какие-то отрывки Битлов я слышал и раньше, где-то в гостях. Крохотный кусочек их концерта (секунд пять) звучал по телевидению, демонстрируя тем самым, как низко пала буржуазная культура. В классе по рукам ходила фотка Битлов, несколько раз переснятая, затертая и потрескавшаяся, как старая икона, и уже было невозможно понять, кто на ней кто, но магия от нее исходила.
   Так вот, я вернулся домой, и отец переписывал "Hard day`s night". Было чувство, что всю предыдущую жизнь я носил в ушах вату, а тут вдруг ее вынули. Я просто физически ощущал, как что-то внутри меня ворочается, двигается, меняется необратимо. Начались дни Битлов. Битлы слушались с утра до вечера. Утром, перед школой, потом сразу после и вплоть до отбоя. В воскресение Битлы слушались весь день. Иногда измученные Битлами родители выгоняли меня на балкон вместе с магнитофоном, и тогда я делал звук на полную, чтобы все вокруг тоже слушали Битлов. Сейчас, когда я вижу, как на чьем-то окне стоит динамик, и на всю улицу гремит "Наутилус", я заставляю себя вспомнить, что тоже самое делал с Битлами -- очень уж хотелось этот праздник подарить всем, в голову не приходило что это кому-то не понравится. А может быть, наше подсознание таким образом ставило маяки, ища в пространстве братьев по духу. Братья по духу не замедлили появиться.
   Незадолго до этого в наш класс пришли два новеньких. Юра Борзов скромным своим видом и тихим поведением полностью разрушал мое представление о генеральском сыне (мы знали, что папа у него большой военачальник). Голос его мы впервые услышали несколько дней спустя, на перемене, когда шла оживленная дискуссия на тему, может ли человек разорвать кошку. Спор, естественно, чисто теоретический и отвлеченный характер, самые разнообразные аргументы  приводились и за и против. Юра некоторое время слушал, склонив голову, а затем вдруг тихо и твердо сказал: "Ребята. Не спорьте. Кошку разорвать нельзя". "А ты, что ли, пробовал?", -- съязвил я в запале. "Пробовал", -- просто ответил он и отошел, опустив ресницы. Так мы и познакомились. Позже я познакомился и с его кошкой Марфой, и с трактиром "Не рыдай", но это уже было позже. А пока выяснилось, что Юра -- Битломан. Но если я Битломан, то Юра -- Битломан в квадрате, в кубе, не знаю, в чем еще. Мы подружились.
   Второй новенький был Игорь Мазаев. Он пришел к нам из интерната и выглядел гораздо самостоятельнее нас. Усугублялось это тем, что у него густо росла борода совершенно золотого цвета, что приводило в смущение учителей, но так как запрета носить бороду в восьмом классе не существует, никто ничего ему сделать не мог. Даже сказать "побрейтесь" язык, видимо, не поворачивался Мазай играл на гитаре и пел русские романсы. Идея группы висела в воздухе.
  Собственно, ансамбль у меня был. Состоял он из двух гитар, и две девочки пели англо-американские народные песни. Но это была не та группа, которую рисовало воображение. В девятом классе, на год старше нас, тоже была группа. Но там была именно группа, а не какой-то ансамбль -- три электрогитары, барабаны, никаких девочек. Покровительствовала им учительница физики Тамара Васильевна, или попросту Тамара, и благодаря ей им разрешали выступать на школьных вечерах. Играли они инструментальные пьесы на темы Бабаджаняна и Битлов в стиле "Ventures". Однажды на вечере их бас-гитарисит не выдержал и запел "Twist and shout". Жилы на его шее надулись, глаза налились кровью, но голос не мог прорваться сквозь стену гитар и пионерского барабана. Это было страшно. Вечер закрыли.
   Событие, заставившее меня расстаться с женской вокальной группой, случилось на праздновании нового, 1969 года, в той же школе. На новогоднем вечере для старшеклассников должна была играть группа "Атланты"!
   До этого мы ни разу ни слышали рок живьем, из-за этого происходила масса недоразумений. Например, мой магнитофончик "Филипс" (чудо техники по тем временам) обладал крохотным динамиком, годным разве что для воспроизведения речи, и низкие частоты отсутствовали напрочь, поэтому я долго не мог понять, какова функция бас-гитары -- ее просто не было слышно, -- и строил на этот
счет самые невероятные предположения. Юрка Борзов как-то заметил, что большой барабан, конечно, хорош для написания названия на нем, но функционально очень неудобен, так как палочками к нему дотянуться сложно. Я оказался более подкован и объяснил ему, что там сзади такая специальная педаль. Борзов был потрясен.
   И вот долгожданный вечер. Зал на третьем этаже. Вопль снизу "Приехали!". Высокие волосатые люди вносят огромный усилитель ТУ-100, напоминающий деталь с подводной лодки. У него водяное охлаждение, и я бегу показывать, где туалет. Туда тянут кишку. Группа лениво и снисходительно настраивается, и впервые в жизни я слышу звук бас-гитары. Он сметает меня к стене, и я чувствую, как шерсть на загривке встает дыбом. Так вот в чем дело! А мы-то, дураки...  "Атланты" одеты в черные битловские костюмы, у них органола "Юность", гитара "Фрамус" с четырьмя звукоснимателями (лучше, чем у Битлов! в ужасе думаю я, у тех всего три!). И только барабанщик, певец и руководитель Алик Сикорский одет не по форме -- он в драных вельветовых портках и ковбойке. Он шикарно проходит через зал, садится за барабаны, дает отсчет, и..
   Пожалуй, вот этого божественного экстаза, этого животного восторга я уже больше никогда не испытывал. Мы выделывали какие-то невероятные па. Волны звука проходили сквозь нас, как электричество, и мы резонировали в ответ. Если бы я тогда был знаком с буддизмом, я бы, наверное, вылетел в астрал. В антракте мы набрались смелости и попросили "Атлантов" дать нам сыграть пару псенок на их волшебных гитарах. "Атланты" поинтересовались нашим репертуаром. Наивные девушки-певицы, не ожидая подвоха, стали перечислять песни. "Атланты" ухмылялись. Я готов был сгореть со стыда. Внезапно подошел Сикорский, прекратил издевательства и поинтересовался, кто у нас на чем. Узнав, что у нас нет бас-гитары, он страшно удивился и сказал: "Без баса, ребята, у вас ничего не выйдет. Ну ладно, повернись ко мне грифом, я подыграю". Я согнулся под тяжестью "Фрамуса". Сам Сикорский подыгрывал мне на бас-гитаре! Мои неверные аккорды у меня  за спиной превращались в мощный, бриллиантовый, невообразимый звук, и я чувствовал, как он бьет меня сзади и, огибая, улетает в зал. Думаю, что играли мы ужасно. Одноклассники смотрели на нас сочувственно. Но жизненный выбор был сделан. Сейчас я часто думаю, насколько наша судьба зависит от каких-то, в общем, мелочей. Алик ведь мог и не дать нам сыграть...